Второе убийство Бобрыкина
Зачем второе? Вроде и первого хватило.
Но нет, мало у нас в огороде настоящей литературы, надо завести еще одну, да побогаче выделкой, погуще страстями-мордастями: у Николаенко один Бобрыкин травил, да мать ему подыгрывала, а тут весь мир против девочки, она плюхи по мордасе ловить не успевает, от желающих поизгаляться нет отбоя, всякий лезет без очереди и ограничений. Прям печальней «Гуттаперчевого мальчика». Правда на первой части ужасы нашего городка, в которых Некрасова - мастер заканчиваются. Становится понятно, что кроме них рассказать ей нам больше нечего.
Давно уж сказано, что литература приема скучна. Страницу прочитаешь – а дальше все то же. Скок да поскок. Содержания никакого. Одна ломка языка, грязнописание. Вернее сказать пытка на излом, потому что язык - структура гибкая, а читаем мы не синтетично и критично, а синкретично. Слова не важны, и то, что детали топорщатся - одна большая забава, для кого содержание скучно, а смысл – признак тоталитаризма. Перекатывай буквы-слова как камушки – вот тебе и вся большая литература и писатель соразмерный. Составляй несуразицу слов – будет тебе язык. Прослывешь гением, новатором и одновременно хранителем всех традиций от народной до авангардистской.
Но это все, брат, старые приемы. А потому глядит на нас со страниц «Калечины-Малечины» не современный мир, а мир столетней давности. Но что для Ремизова было ново и модерн, то для нас нынче архаика и повторение пройденного. Зачем, к чему? Тухлятина-мухлятина.
Книги подобные «Калечине-Малечине» ясны с первой страницы – пошла авторша колошматится в высокой литературе и так будет от первой страницы до последней. Сюжета никакого (девочку били-били – не разбили, а она потом нашла кикикмору и пришла порядок навела), да и новизна вся уже давным-давно истлела. Кто «Кэри» читал, тому тут делать нечего. Там ведь побогаче было у Кинга, а здесь одна литературщина. Чернуха-порнуха, страдающее дитя и гнев испепеляющий, на грешников обращающийся. Пакость, да обратись вспять.
Ну а за всей этой словесной трясучкой, нарочитой пляской Витта, типовой идейный суповой набор: оставьте ребенка в покое, не травите учителями, многозначительные водители с иконками, готовые выкинуть детей на мороз, и дядя Юра, готовый отодрать даже десятилетку. Спьяну и такое сойдет. Катя - юный задерганный цветок, который поэтически тянется к творчеству и за всю свою жизнь распознан был реинкарнацией училки из «Ключа без права передачи». Впрочем, и ту уволили за чтение педерастов в неположенном детском месте – концлагере труда и отдыха.
То есть картина в итоге вырисовывается не самая благоприятная. Вывихнутые предложения в книге есть в достатке (так их любой в принципе может написать сколько хочет таких, если не лень), атмосфера гонений и безумия в достатке. В остальном сплошная вторичность: потому что приемы такие уже были, а идей в книге с гулькин нос, да и те все жеванные-пережеванные.
Хотя, закономерно все это - прием на то и прием, чтоб писателей унифицировать, чесать под одну гребенку. Различаются люди и тексты набором мыслей и наблюдений за жизнью, реальным жизненным опытом. Но у нас настоящее разнообразие не ценится, только понарошистое, в котором все одинаковое.
Некрасова Е. Калечина-Малечина. - М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018