Мухам это не понравится
Трудно найти пьесу, более милую сердцу мужчины (если у него вообще есть сердце), чем «Укрощение строптивой». Сказка, мечта. Вечный идеал брака. И муж – правитель мудрый и прекрасный.
В наши республиканские времена сдать бы ее в утиль. Или устроить публичное сожжение. Предать проклятию памятник мужского шовинизма.
Впрочем, вряд ли следует отбрасывать хорошую историю. Не проще ли переписать, доверив перо крепким женским рукам?
Дело мастера боится. И ушлый Петруччио одним движением превращается в Петра Щербакова. Где ж еще могут жить современные укротители женщин, как не в России? Нет надежды на Европу, бесполезны упования на Америку. Ну какой может быть толк от разных там адамов, подтирающих слюни двухлетним карапузам?
В общем, Россия опять спасает человечество. На сей раз от вырождения и деградации к временам матриархат.
Но хотя Петр то и дело ухает как шимпанзе, человек он все же культурный, интеллигентный. Ученый, биолух. С точки зрения смыслов «Укрощение строптивой» хотя и движется по рельсам, проложенным в шекспировскую эпоху, едет не совсем туда. Неудивительно, века прошли, материки социальных приоритетов и культурных установок сместились. И теперь, чтоб доехать до счастливого гармоничного брака надо понимать, что под ним подразумевается нечто совсем иное.
Кто такая была Катарина? Собака, смысл существования которой заключался в том, чтобы бегать у ноги своего повелителя. И дело не в том, что Петруччио был сатрап, тиран и самодур, а в том, что жизненные обстоятельства были иные. Катарина была в какой-то мере первой феминисткой, которая боролась за «я хочу». Но как это обычно бывает, вся загвоздка состоит не в желании, а в способности. Хотеть она могла, а вот мочь нет. Мог Петруччио, да ее папаша. А желание Катарины было палкой в колеса отлаженному социальному механизму. Отсюда шел раздор, раздрай и платоническая ненависть к семье, как кошмару любой политической системы. В чем был смысл укрощения? В прочищении мозгов и разъяснении, что умение бегать за палкой по первому зову повелителя и есть единственное счастье в текущих условиях.
Но мы живем в просвещенное время. Здесь и встает вопрос о самостоятельности женщины и наиболее адекватной форме ее осуществления. В чем ее счастье? Это все тот же спасительный брак, в котором она уже не столько спасается в замке своего повелителя, мужа-феодала, сколько обретает подлинную свободу.
Что такое Кейт в начале романа Энн Тайлер? Приложение к саду, рабыня-педагог, живущая у папы на посылках, сторожевая собака при младшей сестре, приходящий в негодность товар, который надо быстрее, пока не протух, с пользой подпихнуть какому-нибудь простаку.
И парадокс состоит в том, что она упорствует в своем пребывании в этом униженном состоянии. Она привыкла к нему.
Но раз так, то в чем же тогда состоит современное укрощение строптивой? Какое испытание дать ей? Конечно, испытание самостоятельностью.
К этому и сводится все содержание романа. Готовясь к вступлению в брак с Петром, Кейт движется в направлении эмоциональной открытости, свободы и ответственности.
Позицию Энн Тайлер в этом романе, достаточно легковесном и на первый взгляд, можно определить, как просвещенный феминизм.
Женщина должна быть собой, быть человеком, а не собакой. Поэтому укрощение ее состоит не в умалении личности, а в избавлении от всего, что ей несвойственно, того, что порождается не стеснением, ограничением пространства (это вещь абстрактная, не хорошая и не плохая, как всякий количественный критерий), а ненужностью, невостребованностью, обезличенностью.
Ты перестаешь быть личностью не тогда, когда тебя унижают. Личность может противостоять этому и, напротив, обрести себя, закалиться в сопротивлении, а когда тебя игнорируют, не замечают. Смерть личности начинается, тогда человек превращается в место для «мух». Все начинается со сдержанности, дипломатичности, деликатности. Тебе же нетрудно сдержаться, не так ли? Промолчать, превратиться в половую тряпку, об которую всякий вытирает ноги. Стать просто фамилией в свидетельстве о браке.
«Разве тебе можно? Тебе мама разрешит?» Все эти вопросы становятся смешными для замужней самодостаточной женщиной, осуществляющей на равных с мужем ту самую республиканскую суверенную семейную политику, о которой говорилось выше.
Вот здесь и возникает глобальный вопрос: что же такое строптивость сегодня, в мире, где мясное пюро лишено мяса, где брачные клятвы произносятся по выбору? Если судить по роману Тайлер, строптивостью нынче кличут любое следование здравому смыслу, всякое стремление быть не на словах, а на деле, по существу, независимым, самостоятельным и принципиальным.
Что ж, мухам не понравится. Но разве это так плохо? Мы знаем, на что они обычно слетаются.
Тайлер Э. Уксусная девушка. - М.: Издательство "Э", 2017